Вчера я делала разбор текста одной из читательниц этого блога, и мы говорили с ней о том, как важно, чтобы автор изображал, а не называл чувства и действия героев. А еще — чтобы давал читателю самому оценивать происходящее.
Например, описывая город, выбранный для действия, молодому автору часто хочется написать «великолепный» или «прекрасный». В черновике это допустимо, ведь это помогает вам осознать, какое впечатление вы хотите создать. Но если написать в чистовике, что персонаж, к примеру, жил в прекрасном Киеве, то слово прекрасный окажется пустым. Оно в лучшем случае не вызовет эмоций у читателя, а в худшем — вызовет протест. Почему он должен верить оценке автора на слово?
Действительно, автор должен изобразить этот город так (не обязательно посвящать его описанию абзацы, можно и несколькими фразами добиться этого эффекта), чтобы читатель подумал, а главное — почувствовал: «Какой прекрасный!» Это то, чего он ждет от литературы.
Когда это правило может быть нарушено? Когда ваш рассказчик говорит не нейтрально, а пристрастно, например — в сказе. То есть когда само повествование эмоционально окрашено.
Но и тогда нельзя обойтись одним словом «прекрасный». Его нужно подкрепить доказательством.
Вот как делает это Булгаков в «Белой гвардии»:
«Как многоярусные соты, дымился и шумел и жил Город. Прекрасный в морозе и тумане на горах, над Днепром. Целыми днями винтами шел из бесчисленных труб дым к небу. Улицы курились дымкой, и скрипел сбитый гигантский снег. И в пять, и в шесть, и в семь этажей громоздились дома. Днем их окна были черны, а ночью горели рядами в темно-синей выси. Цепочками, сколько хватало глаз, как драгоценные камни, сияли электрические шары, высоко подвешенные на закорючках серых длинных столбов. Днем с приятным ровным гудением бегали трамваи с желтыми соломенными пухлыми сиденьями, по образцу заграничных. Со ската на скат, покрикивая, ехали извозчики, и темные воротники — мех серебристый и черный — делали женские лица загадочными и красивыми…»
Как видите, слово прекрасный подкреплено описанием, и запоминаются нам скорее желтые соломенные сиденья трамваев и меховые воротники, а не эта оценка.
Это же правило работает и для описания чувств персонажей. Чаще всего текст выглядит неубедительно, если автор просто сообщает, какое чувство овладело героем. Не пишите «ей стало грустно» или «он стеснялся». Найдите, как грустит или стесняется именно этот человек. Как это проявляется в его действиях? Словах? Представьте, что вы снимаете кино (ведь вы, на самом деле, это и делаете). В кино вы не можете сказать за актера «он был взволнован». Но вы можете выразить это в его поведении. Мать и дочь, готовящиеся ко сну, ссорятся, но одна из них пытается сдержать эмоции — и с двойной силой втирает крем в лицо. Нужно ли писать, что она сдерживает раздражение? Лучше опишите, как она втирает крем.
«Не говорите: «Женщина закричала». Доведите её и пусть она сама закричит», — настаивал Марк Твен.
Насколько проиграл бы рассказ «Когда же пойдет снег», если бы Дина Рубина написала о состоянии ее героини «Я была смущена и казалась себе некрасивой в больничном халате». Но вместо этого она пишет: «Мы шли по обе стороны забора, и я мучительно, всем телом чувствовала на себе ужасный халат. В нем у меня не было ни груди, ни талии, а все только подразумевалось».
В этих двух предложениях слышен голос героини, чувствуется ее характер и отношение к спутнику. Мы и сами начинаем чувствовать себя некомфортно и переживать, что это — о нет! — последняя встреча.
(Похожий совет давал молодым писателям Чак Паланик — о нем я писала в заметке «Литература — это кино»).
Читая, мы хотим прожить чью-то жизнь, побывать в шкуре другого человека. Поэтому пишите правдоподобно: изображая, а не пересказывая историю. И вам поверят. И захотят перечитать. Точнее — еще раз пережить.
